Свободная территория Кворума, а ведь могла бы быть ваша реклама!)
14:46 23.03.2024
Жук (55830) писал (а) в ответ на :
> Плюша (Plushatara) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Жук (55830) писал (а) в ответ на сообщение:
>>> Посмотрел авторов, о трагедии в Крокусе все темы практически с той стороны. Перехватывают инициативу слажено. >>>
>>Да какая там «инициатива»? Пытаются дерьмо из пальца высосать.
>Пытаются в очередной раз сказать, что мы предупреждали — не нужно было на Украину нападать.
По моему они бояться возмездия. Вполне возможно, сегодня-завтра прилетит к ним ответка серьезная ps Пора отменять мораторий на смертную казнь (IMHO)
19:59 23.03.2024
Волшебная мазь
> Английские сказки >
Тётка Гуди была няней. Она ухаживала за больными и нянчила маленьких детей. Как-то раз её разбудили в полночь. Она спустилась из спальни в прихожую и увидела какого-то диковинного старичка, да к тому же косоглазого. Он попросил тётку Гуди поехать к нему, говоря, что жена его больна и не может нянчить своего грудного ребёнка.
Посетитель не понравился тётке Гуди, но разве могла она отказаться от заработка? И вот она поспешно оделась и вышла с ним из дома. Старичок усадил её на чёрного как уголь высокого скакуна с огненными глазами, что стоял у дверей, и они понеслись куда-то с невиданной быстротой. Тётка Гуди, боясь упасть, изо всех сил вцепилась в старичка.
Они мчались и мчались и наконец остановились у небольшого домика. Слезли с коня и вошли. Хозяйка лежала в постели, младенец - чудесный, здоровый малыш - лежал рядом с ней, а вокруг играли дети.
Тётка Гуди взяла ребёнка на руки, а мать протянула ей баночку с мазью и велела намазать ребёнку глазки, как только он их откроет.
Немного погодя ребёнок приоткрыл глазки, и тётка Гуди заметила, что он так же косит, как и отец. Она взяла баночку с мазью и намазала ребёнку веки, а сама всё удивлялась: "Для чего бы это?" В жизни она не видывала, чтобы младенцам мазали веки. И вот она улучила минутку, когда никто на неё не смотрел, и тихонько помазала мазью своё правое веко.
Не успела она это сделать, как всё вокруг изменилось словно по волшебству. Убранство в комнате стало роскошным; женщина в постели превратилась в прекрасную леди в белых шёлковых одеждах; младенец похорошел ещё больше, а пелёнки его сделались блестящими и прозрачными, словно серебряная кисея. Зато его братишки и сестренки, что играли у постели, превратились в бесенят с приплюснутыми носами, острыми ушками и длинными волосатыми лапками. Они строили друг другу рожи, царапались, таскали за уши больную мать - словом, чего только не вытворяли. Тут тётка Гуди поняла, что попала к бесам.
Но она ни слова об этом не проронила. А как только женщина поправилась и смогла сама нянчить ребёнка, тетка Гуди попросила хозяина отвезти её домой. Он подвёл к дверям чёрного как уголь коня с огненными глазами, и они поскакали так же быстро, как в первый раз, а может, ещё быстрей, и, наконец, доскакали до дома тётки Гуди. Косоглазый старик снял её с коня, вежливо поблагодарил, а заплатил ей столько, сколько ей никогда ещё не платили за подобные услуги.
На другой день тётка Гуди отправилась на базар за покупками - ведь она долго не жила дома, и все её припасы кончились. Вот стала она приценяться к товарам, и вдруг увидела того самого косоглазого старичка, что возил её на чёрном как уголь коне! А как вы думаете, что он делал на базаре? Ходил от прилавка к прилавку и с каждого брал что-нибудь: с этого фрукты, с того яйца... Но никто, видимо, не замечал этого.
Тётка Гуди не собиралась мешать ему, но считала, что не следует упускать такого щедрого нанимателя, не перемолвившись с ним словечком-другим. Вот подходит она к нему, приседает и говорит:
- Добрый день, сэр! Надеюсь, ваша супруга и младенчик чувствуют себя хорошо, ...
Но договорить она не успела: старичок отшатнулся от неё, словно опешив от удивления, и воскликнул:
- Неужто вы меня сейчас видите?!
- Как же не видеть? - ответила она.- Конечно, вижу, и так же ясно, как солнце в небе. А ещё я вижу, - добавила она, -что вы очень заняты покупками...
- Вот как? Ну, значит вы слишком много видите, - сказал он. - А скажите, каким глазом вы всё это видите?
- Правым, конечно, - ответила она, довольная, что уличила его.
- Мазь! Мазь! - вскричал старый бес-ворюга. - Получай же за то, что суёшься не в свои дела! Больше ты меня не увидишь!
Тут он ударил её по правому глазу, и она сразу перестала его видеть.
Но что хуже всего - с этого часа она окривела на правый глаз, да так и осталась кривой до самой своей смерти.
04:15 24.03.2024
Утра, люди!
14:52 24.03.2024
Всем добра!
23:24 24.03.2024
Гордая Инфанта
> Английские сказки > Сказки Элеаноры Фарджон >
– Ой, Нянюшка, – воскликнула Дорис, увидев в руках у Нянюшки свой длинный бледно-розовый чулок, – не чини этот чулок! Пожалуйста, не чини! – Отчего же, милая? – спросила Нянюшка. – Его как раз пора заштопать. Вон сколько петель спереди спустилось.
– Вот и не штопай! Штопка на самом видном месте – это ужасно! Его надо просто выбросить! – Но ведь это твои выходные шёлковые чулки! Что ж ты, в одном чулке в гости пойдёшь? Дорис надулась:
– Лучше уж вовсе не ходить в гости, чем в штопаных чулках. Все будут глазеть и пальцем показывать! – Экая ты гордячка, – сказала Нянюшка, заправляя шёлковую нить в самую тонкую иглу. – Гордость – это порок не лучше зависти. Боишься на людях в чинёном чулке показаться, значит, ты ничем не лучше испанской инфанты, которую я тоже нянчила когда-то. Она вечно стыдилась хорошего – а хорошего в ней было немало! – и гордилась всякой чепухой.
– Чем же она гордилась, Нянюшка? – спросила Дорис. – Говорю тебе – ерундой всякой. Как возгордится, нос задерёт – на неё и управы не найдёшь. Скажем, уронит платок, а лакей подхватит – так она у нас слишком горда, чтоб ему спасибо сказать. Ела только на золотых тарелках, на серебряных – ни-ни: слишком горда. В карету ей впрягали только пару, да какую! Снежно-белую кобылку с голубыми глазами, с серебряной уздой, с лазурным плюмажем и чёрного конька с огненными глазами, с золотой уздой и красным плюмажем. А увидит в хвосте чёрного коня белый волос или в гриве белой кобылы чёрный волос – беда! Наша гордая инфанта живо их из Испании прогонит.
– Почему ты такая гордячка? – спрошу я иногда. – Как ты, Нянюшка, не понимаешь? – ответит она свысока. – Я же испанская инфанта! У меня самое пышное в мире платье из золотой парчи, расшитое самым крупным в Европе жемчугом! Мне все кланяются, когда я иду по улице! И скоро все великие короли съедутся просить моей руки! Богаче моего отца в мире нет, у него сундуки от золота ломятся, он все заморские края покорил, его корабли все моря бороздят – он самый главный владыка на свете! И богатства его в один прекрасный день станут моими. Так чего же ты, Нянюшка, спрашиваешь? Разве мне нечем гордиться?
– Да уж, гордячка, – отвечаю, – твоя правда. Ты, видно, такая уродилась. Однажды отправились мы с инфантой кататься в золотой карете, запряжённой белой кобылой и чёрным жеребцом. В деревушке неподалёку от города увидели пекарню, а у порога – простолюдинку с голым младенцем. Младенец раскудрявый, румяный, как ягодка, хохочет у матери на руках. А мать подкидывает его вверх и припевает:
О Боже великий, мне есть чем гордиться! В Кастилье со мною никто не сравнится! Вы булки едали вкуснее, чем наши? А сына видали милее и краше?
Выглянув из окошка кареты, инфанта послушала песенку, и глаза её гневно вспыхнули. Она спрыгнула на землю, подскочила к женщине и закричала: – Ты лжёшь! Не с тобой, а со мной никто в Кастилье не сравнится! Я испанская инфанта, наследница короля! Это тебе не булки печь и детей рожать! Женщина счастливо засмеялась, сверкнув красивыми белыми зубами: – Нет, милая барышня, одно дело простую булку испечь, другое – самую лучшую. Да и ребёночка такого ни у кого нет! Правда, солнышко моё? – И она поцеловала младенца в шейку, в самые складочки. – Всё ты лжёшь! – закричала гордая инфанта, прыгнула обратно в карету и велела кучеру ехать домой да погонять лошадей. Во дворце направилась прямиком на кухню, потребовала у остолбеневшей поварихи миску с мукой, плеснула туда воды, скатала большой тугой шар, сердито пошлёпала его маленькими ручками и приказала поварихе сунуть его в печку, а когда испечётся – подать королю-отцу на ужин. Вечером все уселись за стол, и на блюде внесли булку. Вы бы видели эту булку! Твёрдая точно камень. – Что это? – испуганно спросил испанский король. – Булка тебе на ужин, – гордо провозгласила инфанта. – Я её сама делала. Сперва король попробовал разрезать булку ножом. Потом – разрубить мечом. Наконец он рассмеялся и сказал старшему хлеборезу:
– Отошлите-ка булку главнокомандующему, пусть сунет в пушку вместо ядра и стреляет в марокканцев. Покраснев, надувшись, точно индюшка, инфанта вышла из-за стола и удалилась, задравши нос кверху. Ужинать вовсе не стала и утешать себя не позволила. Поутру сказала, что поедет кататься одна. Я-то видела, что она всё ещё горюет, и собралась было с ней ехать. Только она меня не взяла. Каждое утро, целый месяц кряду, уезжала она куда-то в своей роскошной карете, а куда – неизвестно. Мы и кучера спрашивали, но он признался, что ему велено держать язык за зубами. И вот однажды за ужином, когда король и инфанта уселись за стол, на золотом подносе внесли новую булку. Свежая, ароматная, ровно золотистая, с румяной корочкой! Король тут же отрезал кусок и съел, даже без масла, до последней крошки.
– Какой хлеб! Какой вкусный хлеб! Я такой булки в жизни не едал! Испанская инфанта снова покраснела, но на сей раз – от радости. – Я сама испекла её, папа. Своими руками! У меня пока выходит не так хорошо, как у жены пекаря, но она говорит, что когда-нибудь я испеку самую лучшую булку во всей Испании. Король крепко обнял и поцеловал инфанту:
– Я горжусь дочерью, которая печёт такие чудесные булки. Инфанта стояла гордая, я её такой раньше и не видела. Зато много лет спустя увидела я мою инфанту гордой пуще прежнего. Она послала за мной, чтоб я её первенца нянчила. Замуж она вышла за французского короля, и мы не виделись с самой свадьбы. Инфанта встретила меня на пороге дворца. Я обняла её и, конечно, спросила: – Ну что, милая, каков твой младенец? – Ой, Нянюшка! – воскликнула она радостно. – Я самая гордая женщина на свете. У меня самый-самый лучший сын! Ведь этим можно гордиться, правда?
05:22 25.03.2024
Доброго утра, людям и козлам!
05:23 25.03.2024
Жук (55830) писал (а) в ответ на :
> Король крепко обнял и поцеловал инфанту: > – Я горжусь дочерью, которая печёт такие чудесные булки.
Пожалуй, самая чудесная сказка из последних.
07:38 25.03.2024
Плюша (Plushatara) писал (а) в ответ на :
> Доброго утра, людям и козлам!
чет грустит козел ?)))
08:54 25.03.2024
Доброе утро... Козёл-философ
12:06 25.03.2024
Всем добра.
17:34 25.03.2024
Борей (36945) писал (а) в ответ на :
> Доброе утро… > Козёл-философ
поневоле станешь тут философом и загрустишь, когда рядом вот такие вот козы:
23:18 25.03.2024
Девочка, которая поцеловала персиковое дерево
> Английские сказки > Сказки Элеаноры Фарджон >
В Лингуаглоссе, на Сицилии, жила маленькая деревенская девочка по имени Мариэтта. Это был край фруктовых деревьев: персики, абрикосы, яркие гранаты, миндаль, чьи нежные розовые цветочки весной появлялись самыми первыми, и оливы, чьи листья всегда зеленые, и виноградные лозы с белыми и черными гроздьями в конце лета. Жизнь крестьян зависела от фруктовых деревьев. Они были их будущее.
Край фруктовых садов лежал у подножья большой горы с огненным сердцем и жерлом наверху. Иногда гора сердилась и выплевывала огонь и раскаленные докрасна камни в это жерло. А когда она очень сердилась, целая река расплавленных камней стекала вниз с горы несколько дней подряд, как будто из горшка убегала каша. Рыжее пламя поднималось высоко в воздух, с силой подбрасывая каменные глыбы, которые падали, куда вздумается. Иногда огненная река спускалась вниз и разрушала всё на своем пути, превращая цветущую землю в пустыню, и там, где она пробегала, воздух становился таким горячим, что невозможно было ни жить, ни дышать. Поэтому крестьяне, которые обрабатывали землю в тени горы, всегда жили в страхе, ожидая часа, когда гора рассердится и начнет гневно ворчать, а когда это случалось, они молились святому Антонию, чтобы он усмирил гнев горы и спас их фруктовые деревья от гибели.
В большом гневе гора бывала не очень часто, и Мариэтта впервые услышала, как гора ворчит действительно грозно, когда ей было семь лет. Однажды пришло утро, когда ее старший брат Джакомо оказался дома на день-другой, а она играла сама по себе на делянке, где росло ее собственное персиковое дерево. Ее деревце росло в дальнем углу сада, который принадлежал ее брату. Из всех фруктовых деревьев, которые росли здесь, ее деревце было всех ближе к горе. Джакомо посадил его для нее в тот день, когда она родилась, и она любила его больше всего на свете. Она разговаривала с ним, как с другом, а Джакомо иногда подшучивал над ней, спрашивая, как ее подружка поживает сегодня.
- Малышка-подружка очень веселая - обычно отвечала Мариэтта, когда дерево было в цвету, а когда на нем появлялись персики, она могла сказать: - Малышка крепкая и сильная. - А позже, когда персики бывали сорваны и съедены, Мариэтта отвечала: - Малышка-подружка ушла, она сегодня не выйдет поиграть со мной.
- Она такая хорошенькая, смеется, поет и танцует все время. Она носит зеленое платьице и веночек на голове. Сейчас ее нет - она пошла в гости к королю горы, хотя ей совсем не хотелось идти туда.
Джакомо смеялся и дергал Мариэтту за черные кудряшки, но старая бабушка Лючия, которая жила в доме и готовила еду, качала головой и бормотала:
- Может, и так, может, и так, кто знает.
В тот день, когда Джакомо отлучился, а Мариэтта собирала цветочки и разговаривала со своим персиковым деревом, она услышала какой-то гул в воздухе, какого прежде ни разу не слышала, и подумала: "Король горы на что-то рассердился". Услышав гул, все, кто работал среди деревьев - и мужчины, и женщины встали как вкопанные и стали смотреть на гору со страхом в душе.
Через некоторое время они поняли - случилось то, чего они боялись больше всего. Много ли, мало ли времени прошло после этого, но огненная река начала стекать с вершины горы и вскоре должна была добраться до цветущей деревни. В этот вечер старая Лючия сказала Мариэтте:
- Надо идти, идем.
- Куда мы пойдем? - спросила Мариэтта.
- В деревню, помолиться святому Антонию. Возьми с собой цветы.
Мариэтта взяла цветы, которые она нарвала утром, и пошла в деревню со старой Лючией.
Молодые и старые, женщины и мужчины стекались в деревню со всех сторон, а те, кто жил в этой деревне, уже оставили дома и стояли на коленях в церкви. Почти все приносили цветы и клали их к статуе святого Антония.
Мариэтта тоже положила цветы и опустилась на колени рядом с Лючией и начала молиться.
- Чего мне просить, мама Лючия? - спросила она.
- Проси, чтобы огонь не пал на нас.
Мариэтта просила до тех пор, пока не устали коленки. Она встала и увидела, что некоторые дети играют в густой тени высоких колонн. Она немножко поиграла с ними, потом прилегла и уснула тут же, в углу, а когда проснулась, увидела входящих в церковь людей, но их было намного больше. Крестьяне со склонов горы, женщины в накидках, а мужчины в старых красных плащах, отороченных мехом, - они вели с собою детей. У некоторых были огромные узлы с одеждой и с домашней утварью, в спешке увязанные перед тем, как они бросились прочь от огненной реки, которая спускалась на их дома.
Всю ночь люди стояли в церкви, молясь, чтобы река остановилась или повернула в сторону от их домов, а рано утром они вышли и стали смотреть на гору. С первого взгляда им стало ясно, что их молитва не принята и что огненная река продолжает наступать на их цветущую землю. Воздух был обжигающе горячим от ее приближения.
Старая Лючия простерла вверх руки и запричитала, как и многие другие. Потом священник сказал:
- На все воля Господа Бога, дети мои! - и попросил мужчин вынести статую святого Антония из церкви и поставить ее на пути огненного потока.
Мужчины пошли в церковь и вышли, неся статую. Они пронесли ее через деревню и поставили на дороге там, где указал священник. Женщины и дети шли за ними с цветами и положили цветы вокруг статуи, потом сорвали еще цветов и укрыли ими ноги святого Антония.
Когда совсем рассвело, горячее дыхание горы окутало людей - все опустились на колени, а священник воздел руки и начал творить молитву, умоляя небеса отвести огонь в сторону.
Огненный поток продолжал истекать. Наконец священник повернулся к людям и сказал со слезами в глазах:
- Дети мои, чудо еще может произойти, но я не могу больше разрешить вам стоять здесь. Опасность слишком велика. Оставьте свои дома и деревья на милость Небес и уходите.
В горести крестьяне поднялись на ноги, пошли по домам, собрали кое-какие вещи, а перед тем, как покинуть свои дома навсегда, они вышли в сад и поцеловали свои фруктовые деревья. Потом огромной толпой они вышли на дорогу и поспешили уйти подальше от домов, куда они больше никогда не вернутся.
Потоки людей текли по дороге, спасаясь от потоков огня. Лючия и Мариэтта шли вместе с другими. Вдруг Лючия почувствовала, что кто-то дергает ее за платье.
- Мама Лючия, мама Лючия!
Бабушка посмотрела вниз:
- Что такое, моя маленькая?
- Мама Лючия, почему они целовали свои деревья?
- Чтобы благословить их и спасти, если на это воля Господня.
- Мама Лючия, я не поцеловала мое персиковое дерево!
- Бедное деревце, - вздохнула Лючия, - оно сгинет первым.
- Я должна вернуться и поцеловать его, мама Лючия!
- Нет, нет, сейчас это уже невозможно. Ему это не поможет. Смотри, каким горячим становится воздух.
Старая Лючия ускорила шаги, толпа окружала ее со всех сторон, кругом было столько тел, что она не чувствовала давление еще одного маленького тельца рядом с собой, ей казалось, что Мариэтта держится за юбку и она не проверяла, шла и шла, думая только об одном - что надо спешить. Вдруг кто-то позвал ее:
- Мама Лючия, мама Лючия, где ты? Где мама Лючия?
- Вот я, здесь, - сказала старая женщина.
- Вот она! - закричали десятки голосов, и какие-то сильные руки вытолкнули ее вперед, и она столкнулась лицом к лицу с Джакомо, который, идя домой, увидел толпу людей, шедших ему навстречу, и огненный поток с горы, пожирающий дома и сады. Но в этот момент он не думал о доме, он думал только о своей маленькой сестричке Мариэтте. Когда он увидел Лючию, его нахмуренный лоб разгладился, и он сказал:
- Слава Богу! А где Мариэтта?
- Вот она, - сказала старая женщина и потянула малыша, который цеплялся за ее юбку, но это была не Мариэтта, это был Стефано, ребенок горбуна.
- Как! - воскликнула в смятении Лючия. - Где Мариэтта? - И она стала звать Мариэтту по имени, и толпа звала ее, но все было напрасно. Мариэтты не было.
Вдруг Лючия всплеснула руками и вскрикнула:
- Я знаю, знаю - Боже милостивый, она пошла поцеловать свое персиковое дерево.
Бабушка повернулась и стала поспешно пробираться сквозь толпу, прокладывая дорогу себе и Джакомо, чье сердце тяжко стучало от страха. Едва замечая жару, словно в пекле, взрослый мужчина и старая женщина шли по дороге в гору, торопясь изо всех сил. Они прошли через деревню, прошли мимо статуи святого Антония, утопающей в цветах, потом прошли мимо садов и виноградников, принадлежащих их соседям, и наконец пришли к своему собственному дому у подножия горы. Чтобы не терять времени, они не стали даже заглядывать внутрь, а сразу поспешили в самый дальний угол сада, туда, где росло персиковое деревце Мариэтты.
И они нашли ее здесь, лежащей под деревом, ее ручки обнимали его, а щекой она прижималась к стволу, глаза были крепко закрыты. Маленькая фигурка святого Антония, которая раньше стояла в комнате мамы Лючии, была рядом с Мариэттой, она поставила ее перед деревом и положила у ног святого пучок цветов.
Джакомо наклонился к своей сестренке, а потом сказал:
- Она спит. И лобик у нее холодный.
- Благодарение Богу! - вздохнула мама Лючия, - смотри, воздух перестал нагреваться. Они повернулись в сторону горы, и, к своему удивлению, увидели, что огненная река добралась до подножия и свернула в сторону.
- Это чудо, - сказала старая Лючия.
Мариэтта пошевелилась, открыла глаза и увидела своего старшего брата, наклонившегося над ней. Она вскочила на ножки и обвила его шею руками.
- Джакомо, как я рада тебя видеть! Джакомо, ты знаешь, что случилось, пока тебя не было? Король горы рассердился и послал вниз огненную реку, а я ходила в церковь и подарила цветы святому Антонию, и я была в церкви всю ночь, вместе с другими людьми. А утром мы вышли из церкви и поставили святого Антония на дорогу, и стояли на коленях, пока не стало очень жарко, а потом все поцеловали свои деревья и убежали, а я забыла поцеловать свое персиковое дерево, Джакомо, и я вернулась и принесла святого Антония, чтобы защитить его, и было так жарко, что я даже испугалась, а моя малышка-подружка сказала: "Не бойся, Мариэтта, король горы уйдет назад, если я уйду с ним, и теперь я уйду, потому что ты вернулась поцеловать меня, поэтому ложись спать, Мариэтта, спи и ничего не бойся". И я легла спать и уснула, а где теперь король горы?
Джакомо сказал:
- Он ушел, Мариэтта.
А потом крепко прижал ее к себе и взглянул на Лючию. Старая женщина тоже посмотрела на него, потом на Мариэтту, потом на персиковое дерево, на гору и пробормотала:
- Может, и так, может, и так, кто знает?
05:21 26.03.2024
Makcim Kuzin (35125) писал (а) в ответ на :
> чет грустит козел ?))) >
Дык осознал себя кАзлом...
05:22 26.03.2024
Доброго утра, люди и влюблённые крыски!
19:01 26.03.2024
Жук-философ и другие
> Английские сказки > Сказки Дональда Биссета >
Дядя Фред жил на улице Западного Ветра в доме номер восемь. В комнате, где висел его портрет, по правую сторону от него на полке стояла в бокале роза, а слева - часы Тики-Таки.
"Ну что хорошего в часах? - думала роза. - Они ведь совершенно не пахнут. А что не пахнет приятно, не может быть поистине прекрасно!" А часы про себя рассуждали: "Какая глупая эта роза. Время она не умеет показывать. Не понимаю, за что ее считают прекрасной?" Тут мимо прополз черный жук. Он бросил взгляд на розу и на часы и подумал: "Бедняжки, они же совсем не черные!" И пополз дальше. Он спешил на день рождения к своей бабушке.
Потом в окно заглянула ласточка и тоже увидела розу и часы.
- Ха! - сказала она. - Что толку тикать и благоухать, если не умеешь летать? Летать! Что может быть прекраснее?
- Плавать! - сказала рыбка из круглого аквариума на подоконнике.
- Мяукать, - сказала кошка и выпрыгнула из окна в сад.
- Чавкать, - сказала свинья, жившая по соседству в хлеву.
